РЕЛИГИОЗНЫЕ ВЕРОВАНИЯ И ОБРЯДЫ НАРОДОВ ПАМИРА

Традиционно под верованиями принято понимать религиозные представления, система которых образует идеологическое содержание религии[27]. Правда, в западноевроейской науке термином «верования» нередко обозначают и воззрения, не имеющие теологического характера[28]. Так или иначе, уже на раннем этапе развития человеческого общества религиозные представления играли значительную, если не определяющую роль в жизни людей. Они являлись ответной реакцией человека на воздействие окружающей среды. Со временем первобытные верования развились в самостоятельную систему религиозных воззрений.

С ними самым тесным образом связаны адекватные им обряды — символические действия, совершаемые с религиозной целью, т. е. придающие тем или иным событиям в жизни человека теологический смысл. Причем последовательность и способы поведения в ходе совершения данных обрядов инвариантны и производятся, как правило, традиционно, в соответствии с обычаем или специально разработанным «сценарием». В большинстве случаев указанные обряды носят коллективный характер и устраиваются по случаю рождения, смерти, вступления в брак и т. д.

С точки зрения религиозных верований и традиций западная часть Памира, официально именуемая Горно-Бадахшанской автономной областью (ГБАО) и входящая в состав Республики Таджикистан, представляет собой уникальный регион. Эта исключительность обусловлена прежде всего ее географическим положением. Еще в древности различные этнографические группы заселяли немногочисленные пригодные для обитания и земледельческой деятельности высокогорные долины. «…Здесь долина и тут долина, — справедливо замечал востоковед генерал А. Е. Снесарев, — а между ними хребет и нет перевала; в этом случае будет две различных общины, два народа, часто говорящих на совершенно различных языках, не имеющих между собой никакой связи»[29]. Действительно, населяющие ныне ГБАО народы — бартанцы, ваханцы, ишкашимцы, хуфцы, шугнанцы и др. — говорят на взаимонепонимаемых и до настоящего времени бесписьменных восточноиранских языках (язык равнинных таджиков относится к западной ветви иранских языков). Роль lingua franca играют таджикский язык, а также язык шугнанцев — самого большого в автономной области по своей численности народа.

Несмотря на этнодифференцирующее значение природно-географического фактора, мощным интеграционным стимулом был и остается исмаилизм — одно из течений шиитского ислама, последователи которого ныне проживают в более чем 20 странах мира. На Памир исмаилизм проник в X–XI столетиях. Исмаилиты, как и мусульмане-шииты, утверждают, что после смерти пророка Мухаммада его последователь — двоюродный брат и зять (муж дочери пророка Фатимы) Али — был первым имамом, т. е. духовным лидером мусульманского сообщества, и что духовное руководство, известное как имамат, является поэтому наследственным через Али и его жену Фатиму.

Опираясь на доктринальные положения исмаилизма, его оппоненты ставили под сомнение легитимность этого движения, распространяя в своих писаниях измышления о «недостойных целях, аморальных взглядах и распутных практиках исмаилитов»[30]. Исмаилитских имамов обвиняли в неалидском происхождении, а само учение рассматривалось ортодоксальными мусульманами-суннитами (правителями, теологами и пр.) как ересь и заговор против ислама, основанный на доисламских верованиях. Историку-востоковеду Н. М. Емельяновой пришлось относительно недавно, в 2004 г., столкнуться с подобными взглядами во время ее работы в суннитских районах афганского и таджикского Бадахшана[31]. До начала ХХ века исмаилиты подвергались гонениям и репрессиям в том числе по религиозным мотивам. В период гражданской войны в Таджикистане, а именно в конце 1992 — начале 1993 г., многие выходцы из ГБАО были истреблены только за то, что они — выходцы с Памира, что подразумевало их религиозную принадлежность[32].

Именно поэтому исмаилизм до сегодняшнего дня играет в культуре народов рассматриваемого нами региона не только важнейшую социально-идеологическую, но и этноинтеграционную роль. Здесь нельзя не согласить с известным этнографом-религиоведом С. А. Токаревым, который рассматривал религию как один из этнических признаков. «С самого начала и до самого конца, — писал он, — религия есть форма социальной связи, взаимостягивания (интеграции) единоверцев и взаимоотталкивания (сегрегации) иноверцев. В этом смысле она выполняет ту же (точнее, аналогичную) роль, что любой другой “этнический признак”: язык, формы материальной культуры, народное творчество и пр.»[33].

Ко времени принятия исмаилизма среди жителей разных долин Западного Памира бытовали различные доисламские культы: огнепоклонничество, манихейство, элементы древнеиранских верований и др. Некоторые из традиционных религиозных представлений и практик — тотемизм, магические обряды, употребление амулетов, почитание животных (зоолатрия), культ предков и другие — дожили до настоящего времени. Ни доисламский, ни исмаилитский пласт не являются всеобъемлющими, они преобладают в разных сферах духовной жизни. Механизм их взаимодействий довольно сложен, и детальное его изучение специалистами — религиоведами, этнографами, историками — еще впереди. Сегодня можно лишь констатировать очевидный факт существования в религиозной жизни памирцев синкретизма — смешения и взаимопроникновения различных форм верований.

В трудах ученых-гуманитарев еще с советской поры бытует точка зрения, что поздние религии вбирают в себя предшествовавшие им верования, обряды, традиции и, переосмысливая их, приспосабливают к своим концепциям. Как пишет, например, этнограф Л. А. Тульцева, «любая религия в реальной жизни существует в тесном единстве с верованиями, доставшимися ей в наследство от иных, более ранних религий, образуя синкретический сплав»[34].

Многие исследователи (Б. А. Рыбаков, В. Н. Басилов в основной части своих работ, Г. П. Снесарев и др.) писали о народной религии, включающей в себя наряду с официальной идеологией ранние домонотеистические (дохристианские или домусульманские) представления и обряды — языческие по своей сути. Речь шла о так называемом бытовом, или народном, христианстве и исламе. Последний, в частности, характеризовался теснейшим переплетением местных домусульманских религиозных традиций с нормами, установлениями, идеями и обрядами ислама. Причем важно заметить, что в сознании части христиан и мусульман все поверья и ритуалы, независимо от их происхождения, представляют собой истинные христианство и ислам.

Синтез монотеистического вероучения и «языческих» верований дал повод исследователям называть народную религию «двоеверием». Этот термин до сих пор используется в научном обиходе и понимается, как правило, однозначно — как формальное, механическое соединение в народной религии «двух вер». По словам Т. А. Бернштам, этнографы, изучающие религиозные верования восточных славян, в том числе русских, полагают, что «язычество» составляет бóльшую и существенную часть народной системы верований, плохо и прозрачно прикрытую христианством, которое достаточно «снять», чтобы обнажить дохристианскаую архаику почти в «чистом виде»[35]. Автор подчеркивает, что под язычеством она понимает «слой воззрений внехристианского происхождения или архаические формы синкретизма»[36].

В последнее десятилетие в ряде работ российских авторов[37] наблюдается отличная от традиционалистской точка зрения. Суть ее сводится к тому, что древние языческие верования, в тех или иных формах сохраняющиеся в монотеистических религиях, язычеством по своей сути не являются. Они не только теряют свое прежнее внешнее оформление, но и меняют содержание в результате переработки его в духе господствующего мировоззрения.

Возникает вопрос: почему древние формы воззрений, которые традиционалисты называют языческими, и связанные с ними обрядовые действия бытуют до настоящего времени? Скорее всего, потому, что связаны с актуальными проблемами жизнедеятельности людей, отражают вечные стороны бытия и восприятия человеком окружающего мира. Трансформироваться способна внешняя форма ритуалов, может измениться терминология, но суть этих верований остается неизменной. Ведь ныне, как и много веков тому назад, традиционные верования и ритуалы связаны с обеспечением плодородия, исцелением от болезней, получением необходимой информации от представителей сверхъестественного спиритуального мира для принятия решения в тех или иных жизненных ситуациях и т. д.

Именно поэтому следует скорее говорить о том, что это более поздние религии приспособились к древним верованиям, обычаям и ритуалам, а не наоборот. На наш взгляд, ныне в рамках господствующей религиозной системы сосуществуют, взаимно влияют друг на друга и взаимно проникают друг в друга отдельными чертами древние верования и поздние религии.

Яркий тому пример — религиозная ситуация на Памире. При господстве здесь официального исмаилизма бадахшанцы сохраняют еще так называемые первобытные, или языческие, верования — тотемизм, магические обряды, употребление амулетов, зоолатрию, культ предков и т. д. Их появление было обусловлено в первую очередь суровыми природно-климатическими условиями, нехваткой жилого и хозяйственного пространства, изолированностью от равнинных районов, неграмотностью местного населения и другими факторами.

Истоки традиционных верований восходят к древнему олицетворению природы и духов умерших людей. Универсальными для всех человеческих культур являются анимистические представления — вера в существование духов и возможность для человека общения с ними. Большинство религиоведов полагает, что анимизм — это то начальное ядро, из которого выросли все поздние религии. Причем древние анимистические воззрения до настоящего времени уживаются и существуют параллельно с догмами поздних развитых религий.

В связи с этим хотелось бы отметить два обстоятельства. Во-первых, традиционные представления, в частности анимистические, характерны для народов, которые до сих пор сохраняют в том или ином объеме патриархальный уклад, пережиточные формы общины и архаические черты культуры. Памир относится именно к таким обществам. Во-вторых, у народов Средней Азии древние верования и обряды, в том числе анимистические, сращивались с исламом. При этом они деформировались под влиянием последнего и приобрели так сказать мусульманизированную окраску.

Вас может заинтересовать:  Духи гор у Алтайцев

И если христианство, например, однозначно рассматривает всех низших духов как враждебных человеку, то в исламе отношение к ним другое. У мусульман духи именуются джиннами и представляют собой материальные существа, сотворенные Аллахом из «чистого пламени» (сура 55:15) еще до появления людей (сура 15:26–27)[38]. Согласно исламскому вероучению, они имеют облик людей обоего пола, т. е. антропоморфны, наделены сознанием, обладают свободой воли и ответственны за свои поступки. Причем ислам признает часть низших духов верующими, т. е. поклоняющимися Аллаху, и другую часть — «неверными», или шайтанами, которые искушают людей и способствуют распространению неверия и грехов[39].

Наряду с общемусульманским названием «джинн» памирцы и другие народы Средней Азии употребляют частные названия, когда говорят о том или ином демоническом существе. Состав пандемониума в Среднеазиатском регионе более или менее однороден. У всех населяющих его народов, в том числе памирских, бытуют представления о пари (пери, пэри), дэвах (девы, дивы), албасты (алмасты) и некоторых других. Вместе с тем у памирцев существуют неодинаковые, по сравнению с прочими среднеазиатскими народами, представления об одном и том же объекте демонологии — совокупности знаний о нечистой силе. Более того, даже имеется разница во взглядах внутри Памирского региона. Это может свидетельствовать либо о деформации народных верований в ходе веков, либо о полисемантичности тех или иных духов.

Первым из российских исследователей, кто более или менее подробно описал «демонологический пантеон» у памирцев, был граф А. А. Бобринской. Он справедливо заметил, что горцы, чувствуя беспомощность перед мощью природы, обратились к своему воображению, «оживили» окружающий их мир и облекли представителей его в новые образы, и сонм духов наполнил горы, ущелья, пещеры, леса, потоки и даже дома. «На всех путях своих, — писал этот исследователь, — приходится горцу сталкиваться с ними, обороняться, хитрить, ублажать, воевать…»[40]. Позднее ученым — этнографам и историкам-востоковедам — удалось собрать достаточно обширный материал не только о памирской демонологии, но и о реликтах иных традиционных верований и обрядов[41]. Верования в добрых и злых джиннов до настоящего времени сохраняются у части населения ГБАО, особенно живущего в дальних высокогорных кишлаках[42].

Все наши информанты сходятся в том, что духи особенно активны в темное время суток, особенно ночью, их можно встретить в облике человека обоего пола, а также в виде собаки, лошади, коровы и других существ у воды, на куче золы у человеческого жилища, в хлеву и т. д. В зависимости от роли, которую джинны, или духи, выполняют в той или иной ситуации, их можно условно разделить на три группы, или категории.

В первую входят враждебно настроенные по отношению к человеку и способные не только сделать его сумасшедшим, наслать телесную болезнь или избить, но даже убить. Эти демонические существа невозможно умилостивить — их следует изгонять или нейтрализовать путем совершения магических обрядов. Правда, памирцы верят, будто вредоносных духов можно все-таки сделать полезными, если подчинить себе и заставить служить силой.

Один из самых «вредоносных» персонажей в традиционных верованиях памирских народов алмасты. Вопрос о происхождении этого демонического существа спорный: одни исследователи относят его к тюркской мифологии, другие — к иранской. Есть предположение, что образ алмасты формировался в эпоху древнейших контактов этнических общностей до их расселения на территории современного обитания[43].

Согласно представлениям памирцев, алмасты — волосатая безобразная женщина с длинными грудями, которые она может закидывать за спину. Ей приписывают прожорливость и людоедство. Про женщин-обжор и сегодня в Шугнане говорят: «Она как алмасты». Книжка, монетка или волосы в руках алмасты являются грозным оружием против человека. Отобрав данные предметы, человек полностью подчиняет себе это существо. Защитой от алмасты у памирцев до сих пор служат разного рода амулеты, заговоры, огонь и горящие угли.

Считается, что указанный злой демон в женском облике приносит вред главным образом женщинам-роженицам. Причина неприязни к ним, как объясняли мои информанты в Шугнане, заключается в том, что как-то ночью одна женщина вылила горячую воду и обварила ребенка алмасты. После этого последняя стала мстить роженицам и новорожденным.

Среди памирцев широко распространена вера в существование дэвов — злых духов главным образом антропоморфного облика, представления о которых восходят к эпохе индоиранской и индоевропейской общности. В фольклоре иранских народов, в том числе памирских, дэвы предстают как покрытые шерстью великаны мужского пола, живущие в труднодоступных местах, например, внутри гор или в недрах земли. Они охраняют сокровища земли и враждебно настроены по отношению к человеку.

В народных воззрениях дэв выступает как всемогущее существо. Среди шугнанцев и сегодня можно услышать такое выражение: «Он (она) учит дева», что свидетельствует об изобретательности или хитрости человека.

Ко второй группе относятся духи-покровители, которые, однако, в случае неисполнения их желаний или какого-то проступка могли наслать на человека болезнь. Избавиться от нее можно было лишь при условии выполнения требований этих демонических существ.

К духам данной категории относятся и так называемые чистые духи, обитающие в священных местах — мазарах (или остонах, как называют их на Памире). В легендах и мифах памирцев широко бытуют такие персонажи, как чильтаны, образ которых имеет таджикско-персидское происхождение[44]. Согласно распространенным у народов Средней Азии представлениям, чильтаны — сорок могущественных святых, управляющих миром. На Западном Памире этот термин, переводимый на русский как «сорок людей», или «сорок особ», имеет прямое отношение к остонам[45]. Например, одно из таких святилищ находится в шугнанском кишлаке Вездара Рошткалинского р-на ГБАО. Еще в 1920-е годы известный памировед М.С. Андреев собирал материал о чильтанах в Язгулеме. Там ему рассказывали, что среди чильтанов находятся четыре полюса (кутб), которые управляют четырьмя сторонами мира.

История остонов, связанных с чильтанами, уходит в глубокую древность и связана, возможно, с доисламскими храмами огня. Неслучайно чильтаны иногда называют «стоящие у костра». Например, в центре святилища в упомянутом выше кишлаке Вездара имеется большое количество золы древнего происхождения. Исследователям еще предстоит выяснить генетическую связь между остонами подобного рода и огнем. Как бы то ни было, в представлениях некоторых народов чильтаны имеют непосредственное отношение к хозяйственной жизни — они выступают покровителями горного козла во время охоты, распорядителями воды и т. д. Памирцы-исмалиты читают специальное заклинание «Чихил исм» («Сорок имен») для изгнания злых духов.

Третью категорию составляют духи, способные вступать с человеком в интимные отношения и даже создавать семью, если в данном случае уместен термин, относящийся к брачным отношениям, обусловленным общностью быта и взаимной помощью.

К этой группе относится, пожалуй, самый распространенный в горах Памира дух — пари (пери, пэри). Генезис этого образа, по мнению В.Н. Басилова, следует искать в глубине веков — в древних пластах иранской мифологии, а термин «пари», согласно Б. А. Литвинскому, возможно, восходит к реконструируемому индоевропейскому слову пер — «производить на свет, рожать», или пеле — «наполнять»[46]. В фольклоре памирцев пари чаще выступает в антропоморфном облике и главным образом в виде злой, с отталкивающей наружностью или доброжелательной и красивой девушки. Последняя выступает обычно в роли заступницы. Среди жителей ГБАО до сих пор бытует выражение «Ему помогла пари», если кому-то из мужчин повезло в делах.

В памирских сказках нередки случаи, когда пари уносили с собой людей и летали с ними по воздуху. Согласно верованиям бартангцев, пари — прекрасные горные духи. Если девушка-пари влюбилась в юношу, она уводит его с собой в горы. Эти духи способны не только влюбляться, но и вступать в брак. Так, в ишкашимской сказке «Царевич Амад» пари выходит замуж за молодого человека по имени Амад. Считается, что от браков с пари рождаются необыкновенные люди. Вместе с тем, по верованиям язгулямцев, например, когда пари берет в мужья юношу, он теряет разум.

Наряду с человеческим обликом указанный дух может представать и в зооморфном образе. Жители одного из бартангских кишлаков считали себя потомками охотника Байга и пари, которая разводила горных коз. Однажды Байг шел к своей избраннице из родного селения. Он не придал значения тому, что за ним следовал с собакой односельчанин. В это время его супруга-пари с родственницами доила коз. Собака залаяла, козы разбежались, а молоко пролилось. В итоге рассердившаяся пари бросила своего «земного мужа».

В памирском пандемониуме присутствуют и джинны, которых невозможно поместить ни в одну из названных групп. Этих демонических существ можно условно назвать духами-шутниками. Они не желают зла человеку и вместе с тем от них нельзя ожидать и добра — они, например, устраивают проказы по отношению к одиноким путникам.

Вас может заинтересовать:  Новая школа буддизма в Тибете

Мы не станем перечислять всех демонических существ, известных на Памире. Скажем лишь, что в последнее время за всеми духами утвердилось домусульманское наименование дэвы и мусульманское джинн. Все бестелесные или материальные существа, обитающие в человеке или окружающем мире, согласно народным представлениям, боятся упоминания имени Аллаха. Поэтому до сих пор при посещении исмаилитами заброшенных домов, хозяйственных построек и тому подобных строений, где есть вероятность встречи с духами, они широко используют мусульманскую формулу «Во имя Аллаха». Джинны обходят стороной и жилища, где имеется священная книга Коран.

До настоящего времени в быту памирцев, особенно живущих в отдаленных высокогорных долинах, большое значение имеют магические приемы лечебно-профилактического, аграрного и промыслового характера. Особенно часто они практикуются в обрядах жизненного цикла — свадебных, родильных, похоронных и т.п. Например, во время свадьбы особая роль отводится многодетным женщинам, чья плодовитость, как считается, магическим путем передается молодоженам. Кроме того, рождению детей магическим образом способствует осыпание жениха и невесты сухофруктами, бобовой мукой или сладостями. В целях защиты от демонических сил в одежде молодых обязательно должен присутствовать красный цвет.

Еще несколько десятилетий назад бесплодные молодые женщины приходили на остоны, где привязывали к стоящим там деревьям или шестам платки, лоскуты ткани или шерсть домашних животных, чтобы получить благодатную помощь святых. Поскольку, как считается в народе, джинны особенно опасны для рожениц и малолетних детей, и тем и другим полагалось иметь при себе самые различные обереги.

Как и у многих других народов мира, у памирских в случае трудных родов мать и родственницы роженицы развязывали в доме узлы на платьях, расплетали узлы в волосах и открывали все замки. На Памире, как и в иных регионах Земли, через три дня после рождения ребенка на него надевают первую рубашку, носящую у бадахшанцев название «рубашка сорокадневья» и заимствованную у старика или старухи, от которых долголетие магическим путем должно перейти на новорожеднного. В целях оберега к ней пришивали бусинки. А перед тем, как надеть на ребенка рубаху, через ее воротник пропускали нож с деревянной рукояткой, чтобы малыш рос крепким, как железо, и добрым, с мягким характером, как дерево. Обычно рубашку сорокадневья хранили до рождения следующего ребенка в семье.

Для защиты младенца от демонических сил, особенно в первые сорок дней, считавшиеся самыми опасными, применялись различные обереги. Так, на верхнюю перекладину колыбели вешали когти орла или медведя, волчьи зубы и даже помет собаки, а на детскую одежду нашивали лоскутки ткани округлой формы разных цветов или вышивали орнаментальные узоры в виде солнечного круга или раскрытой ладони-пятерни — символа исмаилитов. Чтобы уберечь ребенка от злых сил, ему давали два имени — настоящее и прозвище — и старались до наступления совершеннолетия не называть истинным именем.

Из всех поверий, имеющих отношение к болезни и смерти человека, самое видное место занимает вера в сглаз. Этот вредоносный вид магии, согласно представлениям памирцев, передается двумя путями: словесно или недобрым взглядом. От «дурного глаза» и других магических приемов помогают, как считается в народе, амулеты, носящие название тумор. Это свернутые и зашитые в лоскутки материи бумажные полоски, на которых записаны суры из Корана или тексты из других исламских религиозных книг. Вместе с тем амулеты с начитанными на них «чародейскими» заклинаниями могут быть использованы с целью нанесения вреда тому или иному человеку. Их оставляют, к примеру, в одном из углов или у порога дома недруга. Наряду с амулетами в качестве вредоносных «вещей» часто употребляются предметы домашнего обихода — железные замки, булавки и пр., на которые «начитывается» заклинание. Эта процедура носит название «чародейство» (serčid).

Дополнительным импульсом к популяризации в народе магических обрядов стало появление в конце 1990-х годов на Памире множества экстрасенсов, телепатов, ясновидящих и т.п. В их роли выступали не только взрослые люди обоего пола, но даже школьницы пятых–седьмых классов. И неграмотным бабушкам, и дипломированным работникам в области образования, науки и медицины они внушали одну и ту же мысль: «На вас навели порчу, которую может снять такая-то гадалка или такой-то ясновидящий».

Кроме предсказаний эти лица также позиционировали себя в качестве целителей. Причем «врачеватели»-малолетки, например, сообщали, что рецепты лечения им передают умершие дедушки, с которыми только они могут общаться. Дело доходило до откровенных курьезов. Одна школьница-целительница «прописала» пришедшему к ней на прием заболевшему мужчине пить слезы… дикого козла нахчира. Оторопевший от услышанного горец только и произнес: «Ладно, доченька! Горного козла я как-нибудь поймаю, но как же я заставлю его плакать?».

В условиях массовой безработицы и резкого падения уровня жизни для одних магические «сеансы» на Памире стали источником наживы, для других — мечтой «поправить» здоровье, а значит, и материальное благосостояние.

В горах Памира, где с незапамятных времен в жилищах располагается открытый очаг, он является своеобразным домашним алтарем. Во время свадебных, похоронных и других обрядов на нем возжигается благовонная трава стирахм в целях умилостивления духов предков. Например, в день свадьбы жених, прежде чем ехать к невесте, подходит к очагу и целует его, а затем берет щепоть золы и кладет себе в обувь. Огонь и производная от него зола считаются у памирев чистыми и благодатными субстанциями. Запрещается переступать через очаг или наступать на края его. Взятую из очага золу до сих пор выбрасывают в чистое и недоступное для домашних животных место. По ней нельзя ходить или перепрыгивать через нее. Перед принятием пищи не разрешается мыть руки над ямой для золы, расположенной перед очагом, поскольку в ней, как полагают, живет домашний дух — хранитель очага фаришта.

Еще в глубокой древности на Памире зародился культ животных, в частности овцы, быка и коровы, о чем свидетельствуют изображения на камнях и в пещерах. Еще и сегодня в высокогорных кишлаках существует обычай помещать бычий помет на верх кучи зерна на гумне в целях его освящения. Во время проводов одной или нескольких коров в дом жениха отец невесты выдергивает немного волос из коровьих хвостов и бросает их в хлев. Это делается для того, чтобы оставшиеся животные не заболели. Хозяин обращается к уводимым коровам с просьбой не насылать вреда ни его семье, ни семье нового владельца.

Можно без преувеличения сказать, что одним из самых распространенных на Памире культов является почитание духов умерших предков. Он особенно отчетливо прослеживается в похоронно-поминальных обрядах. С первых минут после смерти человека его близкие, родственники и соседи стараются служить именно духу (рух), а не тему умершего. После кончины исмаилита в его доме три ночи подряд на выступ очага ставят горящие свечи, что следует рассматривать как реликт древнего обычая «кормления» души. Отголоском огнепоклонства можно считать, на наш взгляд, и действия ближайших родственников покойного на поминках третьего дня. Когда духовный наставник исмаилитов (халифа) читает полный текст поминального трактата, они подходят к специальному сосуду, где горит фитиль, и кланяются огню. А запах поминального блюда бодж из туши барана на поминках, согласно народным поверьям, приятен духу покойного и насыщает его лучше всего. Уже само заклание барана носит очистительный характер и является средством отвратить «кровь покойника», которая в течение трех дней после его смерти присутствует в доме. И чтение трактата, и приготовление специальной пищи носят предохранительный характер и обращены прежде всего к духу умершего, который так же, как и его «кровь», присутствует в жилище три дня.

Следует сказать, что бадахшанцы с неохотой приступают к перестройке или перепланировке дома, поскольку это может причинить беспокойство духам предков, которых они почитают. А при возведении нового дома до настоящего времени обливают деревянные балки кровью жертвенных барана или петуха в целях умилостивления духов предков.

На Памире до сегодняшнего дня сохранились древние народные представления о мире, природе и человеке. Они, как уже говорилось, мирно уживаются и самым тесным образом переплетаются с воззрения и обрядами исмаилизма. Этот синкретизм объясняется изолированностью памирских ущелий и консервацией внеисламских верований, обрядов и культов.

Приведенный нами материал может быть использован в лекционном курсе и на семинарских занятиях в гуманитарных вузах, где имеются курсы религиоведения или культурологии. Он наглядно свидетельствует о том, что, несмотря на прогресс науки и техники, в XXI веке сохраняются народы, которые сумели сберечь древние народные традиции и религиозные верования. Задача исследователей — суметь зафиксировать их еще до того, как они исчезнут в безбрежной реке времен.