Размышляя о характере славян, их быте, образе жизни и мировоззрении, следует сказать следующее: славянин в древности — это представитель определенного социокультурного пространства и времени. От современного иностранца он отличается не только тем, что, будучи иного племени и культуры обладает другими способностями и наклонностями; он отличается и от современного россиянина еще и тем, что, принадлежа предшествующей эпохе в истории, носит в себе другие идеи и другие чувства. Он шел впереди нас, а мы за ним. Он не строил своей цивилизации на нашей, а мы выстроили свою на его и на многих других. Противоположность между современностью и прошлым можно выразить двумя словами: жизнь у древних — проста, а наша многосложна до крайности. Поэтому их понятие о жизни, об отношении людей между собой, о душе и теле человека и т.п. гораздо проще и ясней для них, чего уже не допускает современная цивилизация.
Существенное отличие сегодняшней цивилизации от древности можно найти и в языке, который со временем претерпел существенную эволюцию. Почти весь современный философский и научный словарь состоит из иностранных слов; чтобы пользоваться им как следует, необходимо знать греческий и латинский языки, и мы зачастую употребляем его неправильно. Этот технический лексикон ввел огромное количество своих слов в разговорную и литературную нашу речь, и оттого мы говорим и думаем теперь не иначе как при посредстве тяжелых и неподатливых выражений. Мы берем их совершенно готовыми и в обычной уже их связи, повторяем по привычке, употребляем, не сообразуясь с их начальным смыслом и не различая в них никаких оттенков; мы поэтому говорим лишь приблизительно то, что желали бы сказать.
Этот громадный недостаток не существовал для людей древности. У них не было расстояния между языком чувственных фактов и языком чистого мышления, между языком простого народа и языком ученых людей и нобилитета.
Современное государство гораздо прочнее древней общины, но зато оно и несравненно сложнее; чтобы исполнить в нем какую-нибудь должность, надо быть специалистом. В следствии этого общественные должности специальны, как и всякое другое дело. По каждому роду таких ведомств и служб в государстве есть запас специалистов; необходима долгая подготовка для того, чтобы играть тут видную роль; дела эти отнюдь не даются в — руки большинству граждан, которые не принимают непосредственного и прямого участия в управлении государством.
Напротив, в славянской общине и заурядный человек способен ко всем общественным должностям; общество не разделено на правящих и управляемых; там нет живущих на покое, не удел, там все — деятельные граждане. Византийские писатели древности удостоверяли, что славяне не управлялись одним человеком, но издревле жили в народоправстве. Они жили отдельными коленами или семействами, не зная ни крепостей, ни городов, имея только селения. Любили они более всего свободу необузданную; одна власть старейшин управляла общинами; иного господства не терпели. В обстоятельствах важных, когда неприятель их стране опустошением или сами задумывали грабить соседей, многие семейства соединялись для совета и решали дело по приговору старейшин. Но и здесь славян всегда отличало неукротимое своевольство: редкое совещание оканчивалось мирно; мечи обыкновенно решали их споры. Вождь, указывавший путь в землю неприятельскую, мог приобрести их доверенность и повиновение только личной храбростью или особенным искусством и редко имел силу обуздать своих товарищей в бою: они сражались где и как хотели; каждый славянин всегда бросался прямо в середину врагов, и, несмотря на долговременное искусство, византийский легионы часто обращались перед ними в бегство.
Примером такого вождя может послужить легендарный князь Святослав. Он вождь дружины, которая похожа на него и с которой он наравне переносит все тяготы походной жизни. Он первый среди дружинников бьется в их рядах, но не отделяется от них, не существует без них, живет и умирает с ними. Черты зависимости князя от мнения воинов заметны еще в X веке. В летописи есть место, в котором говорится о том, что причину отказа принятия христианства Святослав формулирует боязнью быть осмеянным дружиной. Надо заметить, что гордые славяне в древности не терпели никаких телесных наказаний: виновный платил или жизнью, или вольностью, или деньгами.
Все вопросы, будь-то сельскохозяйственные или военно-политические дела, совершенно были понятны славянину — это приходские или общинные интересы. Дреговичу или полянину нетрудно сообразить, как держаться относительно северянина или древлянина, византийца или хазара. Для этого ему достаточно личного опыта и ежедневных впечатлений; ему нет надобности быть завзятым политиком, сведущим в географии, в истории, в статистике и разных других знаниях. Богат славянин или беден, купец или простой пахарь, он во всяком случае всегда воин; так как военное искусство еще просто и неизвестны еще военные машины, то армия у них выступает в виде народной стражи.
Вступая в битву, писали византийские современники, славяне идут на врагов со щитами и дротиками в руках, панцирей же они никогда не надевают; иные не носят ни рубашек (хитонов), ни плащей, а одни только штаны, и в таком виде идут на сражение с врагами. Сражаться они любят в местах, поросших густым лесом, в болотах, на обрывах; с выгодой для себя пользуются засадами, внезапными атаками, хитростями, и днем и ночью изобретая много разнообразных способов; опытны они также и в переправе через реки. Мужественно выдерживают они пребывание в воде, так что часто некоторые из числа остающихся дома, будучи застигнуты внезапным нападением, погружаются в реку. При этом они держат во рту специально изготовленные большие, выдолбленные внутри камыши, доходящие до поверхности воды, а сами, лежа навзничь на дне, дышат с помощью их; и это они могут проделывать в течении многих часов, так что совершенно нельзя догадаться об их присутствии.
В битве славяне пользуются также и деревянными луками и небольшими стрелами, намоченными особым для стрел ядом, сильно действующим, если раненый не примет раньше противоядия. Часто, не имея над собой главы, они не признают военного строя, не способны сражаться в правильной битве, показываться на открытых и ровных местах. Если случится, что отважутся идти в бой, то во время него они с криком слегка продвигаются вперед, и если противник не выдержит их крика и дрогнет, то они сильно наступают; в противном случае обращаются в бегство, не желая померятся с силами неприятеля в рукопашной схватке. Часто несомую добычу они брасают как бы под влиянием замешательства и бегут в леса, а затем, когда наступающие бросаются на добычу, они без труда поднимаются и наносят неприятелю вред.
Попадая в плен, отмечали летописцы, славяне сносили всякое истязание с удивительной твердостью, без вопля и стона; умирали в муках и не отвечали ни слова на расспросы врага о числе и замыслах их войска. Удивительно то, что они не щадили собственной крови для приобретения драгоценностей, зачастую им не нужных: ибо вместо того, чтобы пользоваться ими — обыкновенно зарывали их в землю. Этот факт объясняется представлениями славян о том, что эти драгоценности будут используемы ими в загробной жизни. С другой стороны, славяне оказывали чудесное остервенение в бою и, думая, что убитый неприятелем должен служить ему рабом в аду, вонзали себе мечи в сердце, когда уже не могли спастись: ибо хотели тем сохранить вольность свою в будущей жизни.
Но жестокие на войне, оставив во вражеских владениях долговременную память от ее ужасов, они возвращались домой с одним своим природным добродушием. Современный историк говорит, что славяне не знали ни лукавства, ни злости; хранили древнюю простоту нравов, неизвестную уже, к примеру, тогдашним византийцам; обходились с пленными дружелюбно иназначали всегда срок для их рабства, отдавая им на волю решение или выкупить себя и возвратится домой, или жить с ними в свободе и братстве.
Столь же единогласно хвалят летописи общее гостеприимство славян. Выходя из дому, он оставлял дверь отворенную и пищу готовую для странника. Купцы, ремесленники охотно посещали славян, между которыми не было для них ни воров, ни разбойников; но бедному человеку, не имевшего способа хорошо угостить гостя, позволялось украсть все нужное для того у соседа богатого: важный долг гостеприимства оправдывал и самое преступление.
Говоря о простоте нравов древних славян, об их кротости и великодушии, твердости данному слову и т.п., необходимо сказать и еще о двух чертах, ценимых в древности у разных народов — это право силы и хитрость.