Семейно-родовые культы почитания умерших предков, прародителей и сородичей, составляли одну из важнейших частей языческих верований многих кочевых народов. В их основе лежит вера в то, что духи умерших предков остаются самыми могущественными членами рода, от которых зависит его благосостояние. Культ предков, традиционно представленный в кочевнической культуре евразийских степей, сохраняется и в золотоордынское время. В золотоордынскую эпоху он наиболее ярко проявляется в культе онгонов – духов-хранителей. И над головою господина (хозяина дома или юрты) бывает всегда изображение, как бы кукла или статуэтка из войлока, именуемое братом хозяина; другое похожее изображение находится над постелью госпожи и именуется братом госпожи…, среди них находится ещё одно изображение, … являющееся сторожем всего дома .[xv]
С.В. Иванов сообщает, что онгонами у бурят в XIX – XX вв. назывались изображения духов (в том числе и духов предков). Если онгон воплощал дух предка, то на груди онгона изображалась ещё одна маленькая фигурка человека – его ильтахан (синоним слова онгон ).[xvi] Г.А. Фёдоров-Давыдов отметил существующий у многих монгольских народов обычай носить на груди схематичные изображения человека, вырезанные из жести или из листовой бронзы. Такие фигурки человека были найдены на Царёвском городище, на городище Увек, в Великих Болгарах, в курганах у с. Рудни и Молчановка в Волгоградской области. [xvii] С.В. Иванов пишет: В фигурках подобного рода следует видеть не изображение души вообще, а изображение одной из душ человека, а именно той, которая мыслилась шаманистами в облике маленького человечка, во всём сходного с человеком, но имеющего более тонкую материальную природу. Эта та самая душа, которая якобы покидала человека во время сна, уходила от него довольно далеко, приходила к другим людям, пребывала в их обществе и т.п., оставаясь в то же время никем не замеченной. Эту душу при жизни человека похищали иногда злые духи, вследствие чего человек начинал болеть и слабеть. Длительное отсутствие этой души могло, по мнению шаманистов, привести человека к смерти .[xviii] Очевидно, что семантика этих фигурок в XIII-XIV вв. была та же, что и у бурятских ильтаханов XIX — начала XX вв.[xix]
Наиболее могущественными онгонами в монгольской империи считались онгоны рода Чингиз-хана — Борджигинов. Прежде всего они … делают идола для императора и с почётом ставят его на повозке перед ставкой, как мы видели при дворе настоящего императора, и приносят ему много даров. Посвящают ему также лошадей, на которых никто не дерзает садиться до самой их смерти. Посвящают ему также и иных животных… В полдень также они поклоняются ему как Богу и заставляют поклоняться некоторых знатных лиц, которые им подчинены. [xx] Покровителем самого Чингиз-хана стал дух его побратима Джамухи после казни.[xxi] Именно с культом предков был связан половецкий обычай устанавливать каменные изваяния на курганах. Он быстро исчезает после монгольского завоевания, но это связано не с исламизацией кочевников, а с потерей, по мнению Г.А. Фёдорова-Давыдова, серьёзного значения в социальной жизни кочевников самого оригинала этих скульптурных изображений – аристократической верхушки собственно половецких родов.[xxii]
