Те, кто выдвигает этот аргумент, могут немало удивиться, узнав, что со второй половиной этой фразы язычники и спорить не стали бы. Действительно, глупо поклоняться Перуну. Точно так же, как глупо поклоняться поп-звезде, начальнику, Чебурашке и вообще кому бы то ни было. По меркам эволюции жизни на Земле, человек обрел способность к прямохождению не настолько давно, чтобы это занятие успело наскучить. Среди язычников весьма распространено убеждение, что языческим богам не нужно поклоняться, их достаточно просто чтить. Да и богам, как их представляют себе современные кудесники, был бы неприятен вид унижающихся людей — сильным, смелым и гордым богам было бы важнее видеть в людях свое продолжение, учеников и соратников. Готовых, в том числе, и самим стать в один ряд с богами, а где-то даже и посоперничать с ними.
Язычники видят в каждом их своих богов не грозного самодура, хозяина и господина, которого нужно упрашивать или задабривать, а в первую очередь своего родича, давнего предка, ведь язычники называют себя внуками Даждьбожьими. Кстати, язычники в основном охотно соглашаются с вполне материалистической концепцией происхождения религий из почитания прежде живших на земле реальных людей. В самом деле, отчего бы и не почитать прапращуров, от которых пускай не осталось ни имени, ни могильного камня, зато лучшим памятником остались мы сами и унаследованная нами культура.
Ключевым для язычества является представление о том, что между человеком и богом(-ами) нет непреодолимых границ или какой-то принципиальной разницы. С этим связан еще один очень важный аспект. Язычество призывает человека не столько к тому, чтобы выполнять волю богов или жить по исходящим от них законам, сколько к тому, чтобы человек сам реализовывал в себе бога, сам стал богом, взрастив в себе те качества, которые в свое время вошли в образы богов.
Можно считать, что образ того или другого божества, дошедший до нас из древности, столетиями составлялся из черточек, привносимых в него каждым, кто этому образу соответствовал. Скажем, воин, проявивший на поле боя чудеса отваги, не только раскрывал в себе перуновы черты, но и, с точки зрения последующего сказителя, становился как бы манифестацией Перуна на земле, наглядным примером того, каков есть Перун. Кстати, и лучшее служение богам состоит не столько в том, чтобы молиться им, сколько в том, чтоб у наших правнуков были свои наглядные и исторически более близкие примеры того, кто такие боги. Отсюда следует, что чтя языческих богов, человек одновременно отдает дань уважения реально жившим предкам, оставившим столь достойные эталоны поведения, но с другой стороны — чтит и себя самого, того себя, каким хочет быть. Между прочим, чтить самого себя для язычника отнюдь не зазорно — конечно, когда есть за что.
Столь приближенное к жизни понимание богов как реальных образцов для реализации здесь, на земле, органично дополняется тем фактом, что богов в языческом пантеоне — много. В самом деле, мир вокруг нас и мир внутри нас настолько многообразен, что трудно было бы сформировать образ единого бога, одновременно сочетающего в себе образцы, по которым могли бы строить себя одновременно, скажем, купец, охотник, кузнец, дружинник и живущий подальше от людей ведун. Предлагая человеку множество не похожих между собой ликов, язычество как бы говорит «люди всякие важны, люди всякие нужны».
Одним словом, если кто и падает ниц перед деревянными идолами, то только в силу своей лично психической организации, требующей непременно кому-то поклоняться, к язычеству же это никакого отношения не имеет. Славить богов язычники предпочитают познанием, творчеством, крепкой дружбой, хмельной по-весеннему пылкой любовью и любовью глубокой и спокойной, воспитанием детей и, как же без этого, удалыми игрищами.